Разящее копье

Лао Шэ

(разказ на бележития писател на руски и в оригинал)

Дом, где раньше помещалась „фирма“ телохранителей Ша Цзылуна, давно превратился в обычный заезжий двор…

Восток не мог не пробудиться от глубокого сна. Гром пушек заглушил рев тигров в малайских и индийских джунглх. Люди спросонок протирали глаза, молились богам и предкам; вскоре они потеряли свои земли, свободу, независимость. Люди другой расы стояли у дверей, и дула их ружей еще дымились. Разве могли теперь помочь длинные копья, отравленные стрелы и толстые щиты, ярко расписанные цветами и змеями? Даже предки и боги, в которых верили предки, потеряли силу. Китай драконового знамени перестал быть загадкой; появились поезда, их рельсы пеерсекли могилы предков, растоптали местные святыни. Оранжево-красные знамена с кисточками, мечи с ножнами из зеленой акульей кожи, звенящие колокольчиками уздечки, острословие, крепкая брань всевозможных бродяг, слава и доблесть, а вместе со всем и Ша Цзылун, его военное искусство и предприятие минули как сон, как вчерашний день. Сегодня – поезда, скорострельное оружие, торговля, террор… Поговаривают даже, что нашлись люди, которые хотят отрубить голову самому императору.

То было время, когда телохранители потеряли кусок хлеба, а революционная партия вместе с просветителями еще не начала пропагандировать национальное военное искусство.

Кто не знал Ша Цзылуна, невысокого и худого, быстрого, крепко сбитого, с глазами, горящими как звезды в морозную ночь? Теперь Ша растолстел. Он занимал три северные комнаты в заднем дворе, его славное копье стояло в углу, а во дворе устроили голубятню. И только по ночам, заперев ворота маленького дворика, Ша снова пробует свой коронный „удар, поражающий пятерых тигров“. Это „разящее копье“ с его „поражающим пятерых тигров ударом“ двадцать лет удерживало за ним на всем Северо-Западе славу „Ша Цзылуна с волшебным копьем“, не знавшим себе равных. Теперь и копье и искусство не могли больше приумножать его славу, и, только поглаживая гладкое, холодное, твердое и дрожащее копье, он находил – пусть небольшое – облегчение своему страданию. И только по ночам, держа в руке копье, он мог поверить, что „несравненный Ша Цзылун“ – это он сам. Днем он не очень любил говорить о военном искусстве и прошлых временах; его мир унесло ураганным ветром.

Обученная им когда-то молодежь изредка еще навещала учителя. Большинство учеников опустились и нигде не могли применить свое мастерство. Многие выступали на ярмарках и храмовых праздниках, притоптывали ногами, раскладывая свои принадлежности, проделывали сальто, а попутно… торговали таблетками, дающими великую силу. Все это давало им возможность заработать пару-другую медяков. Иные из них в самом деле не могли сидеть без дела – они плели корзины для фруктов, возили на рынок фасоль и спозаранку выходили на улицы, громко зазывая покупателей.

В те времена мясо и рис были дешевы, и всякий, кто хотел заработать силой своих мускулов, не остался бы голодным. Но не таковы были эти люди. Запросы соответствовали аппетитам: сухие хлебцы и наперченные лепешки были им не по вкусу. И они предпочитали выступать на ярмарках – конечно, в сравнении с работой телохранителя все эти фокусы были сущей безделкой, но все же давали им возможность продемонстрировать свое искусство.

Выступления – занятие унизительное, приходилось подобающим образом наряжаться – ну хотя бы в синие атласные шаровары, белые куртки тонкого полотна, туфли, украшенные рыбьей чешуей, или синие атласные туфли с вышитыми на них головами тигров.

Ученики „Ша Цзылуна с волшебным копьем“ (хотя сам он за учеников их не признавал) должны были ходить повсюду, чтобы показать себя, участвовать в храмовых праздниках ради пары юаней, а иной раз и ввязываться в драки. Когда денег у них не было, они шли к Ша Цзылуну. Старый Ша не был жадным, он им не отказывал, не отпускал с пустыми руками. Но когда его просили научить каким-то приемам – будь то для драки или же просто для выступления, приемам защиты (как голыми руками отнять нож) или удару „голова тигра“, – старый Ша обращал разговор в шутку, спешил уйти или говорил: „Чему еще учиться! Давай-ка лучше согреем чаю!“ – а иной раз и просто-напросто выпроваживал своих учеников. Они никак не могли понять, что творится со старым учителем, и расходились недовольные.

Но повсюду они пели Ша Цзылуну громкую славу. Делалось это с двоякой целью: во-первых, показать, что свое искусство они заимствовали от настоящего учителя, что оно подлинное, а не поддельное, и, во-вторых, чтобы подзадорить старика – вдруг кто-нибудь да не поверит и пойдет разыскивать самого Ша Цзылуна. Неужели и тогда он не продемонстрирует своих заветных приемов? А посему: „Учитель Ша ударом кулака повалит быка, пинком забросит человека на крышу дома, и – заметьте! – без особых усилий“. Сами они такого, конечно, не видели, но, чем чаще повторяли эти слова, тем больше верили в их истинность: могли указать даже время и место и поклясться, что это правда, сущая правда!

Ван Победитель, старший ученик Ша Цзылуна, расчистил сцену перед местным храмом, разложил свои принадлежности. Он растер последние крошки нюхательного табака, по цвету напоминавшего чайные листья, взмахнул, как бы раздвигая сцену, хлыстом. Затем положил хлыст и, не поклонившись публике, сказал:

– Молодцы, шагающие по дорогам Поднебесной! Перед вами боец, чей кулак известен бродягам на любой дороге. – Он снова обвел глазами публику. – Земляки! Ван Победитель не циркач, а на что, собственно, способен циркач? Знает несколько приемов, и все. Я был телохранителем на дорогах Северо-Запада. Встречал молодцев из зеленых чащоб. Сейчас же свободен, сижу без дела и вот, чтобы развлечь, выступаю здесь перед вами. Кто хочет попробовать – любой, пусть выходит. Ван Победитель встретит его – пусть с оружием, но как друга. Кто хочет удостоить меня такой чести? Ша Цзылун с волшебным копьем – мой учитель, и искусство мое – настоящее. Итак, господа, есть желающие? – он осмотрел всех, наперед зная, что никто не решится выступить. Как ни убедительны его слова, хлыст с железным наконечником весом в восемнадцать цзиней еще убедительнее.

Ван Победитель, верзила с мясистым лицом, с большими черными сверкающими глазами, осматривал собравшуюся публику. Стояла глубокая тишина. Он снял куртку, подпоясался потуже, выпятил живот. Поплевал на руки, взял в руки меч и сказал:

– Господа, Ван Победитель потренируется, а вы посмотрите. Когда я закончу, кто может – бросьте мне несколько медяков. У кого нет денег – тот просто похвалит меня, и это придаст мне новые силы. Здесь не торги. Ну что ж, смотрите!

Большой меч приблизился к телу, зрачки расширились, лицо напряглось, грудь выпрямилась. Он стоял, как старая сосна, пустившая в землю корни. Прыжок – меч поперек груди, красные кисточки трепещут. Меч рассекает воздух, Ван приседает, согнув ноги в коленях, и дела стремительный разворот, руки описывают полукруг. Вдруг меч оказывается в правой руке, он крутится, тело Вана слегка подается назад, а кругом ни звука, ни птичьего гомона, только слабо звенит колокольчик. Но вот меч застывает в руке, ноги быстро притаптывают землю, тело распрямляется, и Ван, подобно черной пагоде, оказывается выше толпы на целую голову. Мгновение – и он принимает обычную позу.

– Господа! – Одна рука сжимает меч, другая упирается в бок, он обводит взглядом окружающих. Летят медяки, он наклоняет голову. – Господа! – вновь говорит он и ждет, но, кроме уже брошенных медяков, на земле ничего нет. Люди расходтся. Он вздыхает.

– Никто не поймет! – шепчут его губы, но все это слышат.

– Я желаю! – говорит старичок с желтой бородкой.

– А? – Ван Победитель делает вид, что не расслышал.

– Я говорю, что желаю померяться силами, – неприятно подчеркивая каждое слово, повторяет старик.

Отложив меч, Ван Победитель смотрит, как и все собравшиеся, на старика. Старик никому не понравился: маленький острый подбородок, грубый синий халат, обтнутое кожей лицо, глубоко посаженные глаза. На плечах – косы, тоненькие, как палочки для еды, но не такие прямые.

Видя, что старик готов с ним сразиться, Ван оживился, глаза его заблестели. Глубоко посаженные глаза старика, черные, как дно колодца, сверкали огнем. Ван Победитель не испугался, он смотрел, не хочет ли еще кто-нибудь принять участие. Он верил в свое мастерство – ведь он чувствовал себя генералом под командой самого Ша Цзылуна.

– Ну что ж, идите сюда, сразимся, почтенный дядюшка! – сказал Ван с чувством собственного достоинства.

Кивнув, старик вышел в круг. Кругом засмеялись. Руки старика казались малоподвижными, правая нога волочилась. Он выглядел как человек, перенесший тяжелую болезнь. Очутившись на сцене, он скинул халат, не обращая внимания на смешки публики.

– Ученик Ша Цзылуна с волшебным копьем, говоришь? Отлично. Ты бери пику, а я? – Старик был возбужден и торопился, будто давно искал случая сразиться.

Публика снова стала собираться. Циркач с медведем, стоявшие неподалеку, больше никого не интересовали, несмотря на настойчивые призывы гонга.

– Будешь защищаться против пики трезубцем? – спросил Ван, желая прощупать старика. Ведь Ван знал, что пользоваться трезубцем надо уметь.

Старик молча согласился и поднял трезубец. Ван Победитель закатил глаза, потряс пикой в воздухе. Вид его был страшен.

Глаза старика, казалось, стали еще меньше, еще чернее; они напоминали два тлеющих кончика палочек фимиама. Двигаясь из стороны в сторону, они неотрывно следили за острием пики. Вану стало не по себе: черные горщие глаза, точно магнит, притягивали острие пики. Кругом собралась такая толпа, что дождь и ветер не могли бы пробиться. Все поняли, что старик не новичок. Чтобы как-то заслониться от пронзающего взора черных глаз, Ван взмахнул пикой, и кисточки на ней заиграли. Борода старика взметнулась.

– Прошу!

С пикой в руке Ван шагнул вперед, нацелил пику в горло старика и метнул ее. Кисточки закружились красным вихрем. Тело старика вдруг точно ожило, он слегка пригнулся и, ловко избежав удара, сделал бросок вперед и сам нанес удар по руке Вана. Бам-бам! Пика Вана Победител лежала на земле. Из толпы раздались одобрительные выкрики. Ван Победитель покраснел до корней волос, снова поднял пику и направил ее в грудь старика. Снова засверкали черные угольки глаз. Старик присел на ногу и, оттолкнувшись, прыгнул вперед прежде, чем Ван успел пошевельнуть пикой. Удар! И пика снова оказалась на земле.

Кругом царило оживление. С Вана градом катил пот, он больше не нагнулся за своей пикой. Старик аккуратно положил трезубец, накинул халат и, волоча ногу, подошел к Вану.

– Надо еще потренироваться, приятель!

– Не уходите, – сказал Ван, вытирая капли пота с лица. – Ван побежден, но не уходите. Встретьтесь с учителем Ша!

– Ради этого я и приехал. – Подбородок старика сморщился, точно в усмешке. – Пошли, собирай вещи, за ужин плачу я!

Ван Победитель сложил свои принадлежности возле фокусника по прозвищу Рябой и зашагал со стариком. За ним следом двигалась толпа. Ван разогнал любопытных.

– Ваше почтенное имя? – осведомился он.

– Сунь, – сухо ответил старик. – Люблю упражняться в военном искусстве, давно мечтаю встретиться с Ша Цзылуном.

„Ша Цзылун с тобой да не расправится!“ – подумал Ван. Он прибавил шагу, но старика не обогнал. Старик при каждом шаге выбрасывал вперед руку, и ноги двигались в такт движению рук. Шел он очень быстро, и Ван едва поспевал за ним.

– Откуда родом почтенный Сунь? – поинтересовался Ван.

– Из Хэцзяни. Место незначительное. – Голос старика слегка потеплел. – Для меча и пики нелегко найти время. А у тебя получается неплохо! – похвалил он Вана.

У того снова на лбу пот выступил, но он смолчал.

Подошли к заезжему двору Ша Цзылуна. Сердце Вана сильно колотилось: он боялся, что учителя Ша нет дома… Ван знал, что старый учитель не любит заниматься подбными делами, ученики его не раз попадали впросак. Но Ван был уверен, что ему учитель не откажет, ведь он его старший ученик… А проме того, люди, которые были на празднике, разнесут о случившемся далеко вокруг – ведь это позор и для него, Ша Цзылуна.

Ша сидел за столом и читал.

– Что-нибудь случилось? – спросил он.

Ван покраснел, губы его зашевелились, но слова застыли на языке. Ша Цзылун поднялся из-за стола.

– Так что же случилось, Победитель?

– Я побежден!

Ша усмехнулся и ничего не сказал. Ван Победитель нервничал, но старался сдерживать себя. Ему хотелось подзадорить учителя.

– Старик по имени Сунь ждет вас за дверями. Он… мою пику… вышиб из рук два раза подряд!

Ван знал, что слово „пика“ много значит для старого учителя. Не дождавшись приказания, Победитель выбежал из комнаты.

Гость вошел. Ша Цзылун ждал его в первой комнате. Они приветствовали друг друга, сложив руки, сели. Ша послал Вана приготовить чай. Ван ждал, что старики тотчас померятся силами, уходить ему не хотелось, но пришлось. Старик Сунь молча изучал Ша Цзылуна, не спуская с него пытливых глаз. Тот был отменно вежлив:

– Если Победитель с вами обошелся не так, как надо, – простите его. Он еще молод.

Сунь был несколько разочарован, но почувствовал, что перед ним человек умный.

– Я пришел к вам поучиться! – сказал Сунь.

Ша Цзылун не принял вызова. Вошел Ван с чайником. Он спешил посмотреть, как схватятся старики, поэтому принес невскипевшую воду и разлил ее в чашки.

– Победитель, – сказал Ша, поднимая чашку, – разыщи-ка Сяошуня и Тяньхуэя, мы с почтенным Сунем будем ужинать.

– Что, что? – упавшим голосом переспросил Ван. – Вот как! – Он был вне себя, хотя и не решался высказать это.

– Нелегко с учениками? – спросил Сунь.

– У меня нет учеников. В чайнике не кипяток. Пойдемте в чайную. Перекусим, выпьем чаю. Ша Цзылун положил в атласный кошелек нюхательный табак, деньги и упрятал его за пояс.

– Нет, я не голоден, – решительно заявил Сунь.

– Тогда поговорим немного.

– Я пришел поучиться вашему искусству.

– Вы опоздали. – Ша показал на свой живот. – Я растолстел!

– Ну и что же. Научи меня своему „поражающему пятерых тигров удару“.

– Моему удару? – усмехнулся Ша. – Забыл. Начисто забыл! Говорю тебе: поживи здесь у меня несколько дней, мы погуляем с тобой, а потом я дам тебе денег на обратную дорогу.

– Зачем мне гулять? В деньгах я не нуждаюсь. Я приехал учиться искусству. – Сунь поднялся. – Посмотри, я покажу, что умею, а ты скажи, достаточно ли я овладел мастерством.

Не дожидаясь ответа, он так стремительно выбежал во двор, что спугнул голубей. Скинув халат, старик заработал кулаками, ноги его стали подвижными, руки – стремительными. Косички закружились в воздухе, как спустившиеся с неба бумажные змеи. Быстрые удары сыпались во все стороны с удивительной точностью… Он двигался по кругу, приближался и снова удалялся. Так спугнутые птицы вдруг сразу возвращаются в свои гнезда.

– Отлично! Отлично! – сказал Ша Цзылун.

– Научи меня своему удару!

Ша Цзылун спустился со ступенек.

– Почтенный Сунь, истинно говорю тебе: мое копье и мое искусство вместе со мной лягут в гроб.

– Не научишь?

– Не научу!

Бородка Суня зашевелилась, но он не сказал ни слова, затем вбежал в комнату и собрал вещи.

– Ну что ж, прощай!

– Отужинай со мной, тогда поедешь!

Сунь промолчал.

Ша Цзылун проводил гостя до двери, вернулся в комнату и склонил голову перед стоящим в углу копьем. Затем он направился в чайную, где его должен был ожидать Ван Победитель.

С тех пор Ван не выступал на храмовых праздниках и ярмарках, и никто больше не воспевал Ша Цзылуна. Наоборот, говорили, что Ша Цзылун смалодушничал и не решил сразиться со стариком; а тот старик – о! – он может ударом кулака быка повалить! Ему проиграл не только Ван Победитель, но и сам Ша Цзылун не смог ему противостоять!

Между тем Ван не раз навещал старого Суня, а Ша Цзылун молчал, будто это его не касалось. И постепенно „Ша Цзылун с волшебным копьем“ был всеми забыт.

По ночам, когда все расходятся, Ша запирает двери, перебирает свои пики, стоит, опираясь на них, и задумчиво смотрит на звездное небо. Он вспоминает свое былое величие… Он вздыхает, медленно гладит рукой свои копья, их холодные гладкие древка и с усмешкой повторяет:

– Не научу! Никого не научу!

断魂枪
　　老　舍
　　
　　沙子龙的镖局已改成客栈。

　　东方的大梦没法子不醒了。炮声压下去马来与印度野林中的虎啸。半醒的人们，揉着眼，祷告着祖先与神灵；不大会儿，失去了国土、自由与主权。门外立着不同面色的人，枪口还热着。他们的长矛毒弩，花蛇斑彩的厚盾，都有什么用呢?连祖先与祖先所信的神明全不灵了啊!龙旗的中国也不再神秘，有了火车呀，穿坟过墓破坏着风水。枣红色多穗的镖旗，绿鲨皮鞘的钢刀，响着串铃的口马，江湖上的智慧与黑话，义气与声名，连沙子龙，他的武艺、事业，都梦似的变成昨夜的。今天是火车、快枪，通商与恐怖。听说，有人还要杀下皇帝的头呢!

　　这是走镖已没有饭吃，而国术还没被革命党与教育家提倡起来的时候。

　　谁不晓得沙子龙是短瘦、利落、硬棒，两眼明得像霜夜的大星?可是，现在他身上放了肉。镖局改了客栈，他自己在后小院占着三间北房，大枪立在墙角，院子里有几只楼鸽。只是在夜间，他把小院的门关好，熟习熟习他的“五虎断魂枪”。这条枪与这套枪，二十年的工夫，在西北一带，给他创出来“神枪沙子龙”五个字，没遇见过敌手。现在，这条枪与这套枪不会再替他增光显胜了；只是摸摸这凉、滑、硬而发颤的杆子，使他心中少难过一些而已。只有在夜间独自拿起枪来，才能相信自己还是“神枪沙”。在白天，他不大谈武艺与往事；他的世界已被狂风吹了走。

　　在他手下创练起来的少年们还时常来找他。他们大多数是没落子弟，都有点武艺，可是没地方去用。有的在庙会上去卖艺：踢两趟腿，练套家伙，翻几个跟头，附带着卖点大力丸，混个三吊两吊的。有的实在闲不起了，去弄筐果子，或挑些毛豆角，赶早儿在街上论斤吆喝出去。那时候，米贱肉贱，肯卖膀子力气本来可以混个肚儿圆；他们可是不成：肚量既大，而且得吃口管事儿的；干饽饽辣饼子咽不下去。况且他们还时常去走会：五虎棍，开路，太狮少狮……虽然算不了什么——比起走镖来——可是到底有个机会活动活动，露露脸。是的，走会捧场是买脸的事，他们打扮得像个样儿，至少得有条青洋绉裤子，新漂白细市布的小褂，和一双鱼踏实鳞鞋——顶好是青缎子抓地虎靴子。他们是神枪沙子龙的徒弟——虽然沙子龙并不承认——得到处露脸，走会得赔上俩钱，说不定还得打场架。没钱，上沙老师那里去求。沙老师不含糊，多少不拘，不让他们空着手儿走。可是，为打架或献技去讨教一个招数，或是请给说个“对子”——什么空手夺刀，或虎头钩进枪 ——沙老师有时说句笑话，马虎过去“教什么?拿开水浇吧!”有时直接把他们赶出去。他们不大明白沙老师是 怎么了，心中也有点不乐意。
　
　可是，他们到处为沙老师吹腾，一来是愿意使人知道他们的武艺有真传授，受过高人的指教；二来是为激动沙老师：万一有人不服气而找上老师来，老师难道还不露一两手真的吗?所以，沙老师一拳就砸倒了个牛!沙老师一脚把人踢到房上去，并没使多大的劲!他们谁也没见过这种事，但是说着说着，他们相信这是真的了，有年月，有地方，千真万确，敢起誓!
　
　王三胜——沙子龙的大伙计——在土地庙拉开了场子，摆好了家伙。抹了一鼻子茶叶末色的鼻烟，他抡了几下竹节钢鞭，把场子打大一些。放下鞭，没向四围作揖，叉着腰念了两句： “脚踢天下好汉，拳打五路英雄!”向四围扫了一眼：“乡亲们，王三胜不是卖艺的；玩艺儿会几套，西北路上走过镖，会过绿林中的朋友。现在闲着没事，拉个场子陪诸位玩玩。有爱练的尽管下来，王三胜以武会友，有赏脸的，我陪着。神枪沙子龙是我的师傅；玩艺地道!诸位，有愿下来的没有?”他看着，准知道没人敢下来，他的话硬，可是那条钢鞭更硬，十八斤重。
　
　王三胜，大个子，一脸横肉，努着对大黑眼珠，看着四周。大家不出声。他脱了小褂，紧了紧深月白色的“腰里硬”，把肚子杀进去。给手心一口唾沫，抄起大刀来：“诸位，王三胜先练趟瞧瞧。不白练，练完了，带着的扔几个；没钱，给喊个好，助助威。这儿没生意口。好，上眼!”
　　
大刀靠了身，眼珠努出多高，脸上绷紧，胸脯子鼓出，像两块老桦木根子。一跺脚，刀横起，大红缨子在肩前摆动。削砍劈拨。蹲越闪转，手起风生，忽忽直响。忽然刀在右手心上旋转，身弯下去，四围鸦雀无声，只有缨铃轻叫。刀顺过来，猛的一个“踩泥”，身子直挺，比众人高着一头，黑塔似的，收了势：“诸位!”一手持刀，一手叉腰，看着四围。稀稀的扔下几个铜钱，他点点头。“诸位!”他等着，等着，地上依旧是那几个亮而削薄的铜钱，外层的人偷偷散去。他咽了口气： “没人懂!”他低声地说，可是大家全听见了。

　　“有功夫!”西北角上一个黄胡子老头儿答了话。

　　“啊?”王三胜好似没听明白。

　　“我说，你——有——功——夫!”老头子的语气很不得人心。

　　放下大刀，王三胜随着大家的头往西北看。谁也没看重这个老人：小干巴个儿，披着件粗蓝布大衫，脸上窝窝瘪瘪，眼陷进去很深，嘴上几根细黄胡，肩上扛着条小黄草辫子，有筷子那么细，而绝对不像筷子那么直顺。王三胜可是看出这老家伙有功夫，脑门亮，眼睛亮——眼眶虽深，眼珠可黑得像两口小井，深深地闪着黑光。王三胜不怕：他看得出别人有功夫没有，可更相信自己的本事，他是沙子龙子下的大将。

　　“下来玩玩，大叔!”王三胜说得很得体。

　　点点头，老头儿往里走。这一走，四处全笑了。他的胳臂不大动；左脚往前迈，右脚随着拉上来，一步步地往前拉扯，身子整着，像是患过瘫痪病。蹭到场中，把大衫扔在地上，一点没理会四围怎样笑他。

　　“神枪沙子龙的徒弟，你说?好，让你使枪吧，我呢?”老头子非常的干脆，很像久想动手。

　　人们全回来了，邻场耍狗熊的无论怎么敲锣也不中用了。

　　“三截棍进枪吧?”王三胜要看老头子一手，三截棍不是随便就拿得起来的家伙。

　　老头子又点点头，拾起家伙来。王三胜努着眼，抖着枪，脸上十分难看。

　　老头子的黑眼珠更深更小了，像两个香火头，随着面前的枪尖儿转，王三胜忽然觉得不舒服，那俩黑眼珠似乎要把枪尖吸进去!四处已围得风雨不透，大家都觉出老头子确是有威。为躲那对眼睛，王三胜耍了个枪花。老头子的黄胡子一动：“请!”王三胜一扣枪，向前躬步，枪尖奔了老头子的喉头去，枪缨打了一个红旋。老人的身子忽然活展了，将身微偏，让过枪尖，前把一挂，后把撩王三胜的手。拍，拍，两响，王三胜的枪撒了手。场外叫了好。王三胜连脸带胸口全紫了，抄起枪来；一个花子，连枪带人滚了过来，枪尖奔了老人的中部。老头子的眼亮得发着黑光；腿轻轻一屈，下把掩裆，上把打着刚要抽回的枪杆；拍，枪又落在地上。

　　场外又是一片彩声。王三胜流了汗，不再去拾枪，努着眼，木在那里。老头子扔下家伙，拾起大衫，还是拉拉着腿，可是走得很快了，大衫搭在臂上，他过来拍了王三胜一下：“还得练哪，伙计!”

　　“别走!”王三胜擦着汗：“你不离，姓王的服了!可有一样，你敢会会沙老师?”

　　“就是为会他才来的!”老头子的干巴脸上皱起点来，似乎是笑呢。“走?收了吧，晚饭我请!”

　　王三胜把兵器拢在一处，寄放在变戏法二麻子那里，陪着老头子往庙外走。后面跟着不少人，他把他们骂散了。
　　“你老贵姓?”他问。

　　“姓孙哪，”老头子的话与人一样，都那么干巴。“爱练；久想会会沙子龙。”

　　沙子龙不把你打扁了!王三胜心里说。他脚底下加了劲，可是没把孙老头落下。他看出来，老头子的腿是老走着查拳门中的连跳步；交起手来，必定很快。但是，无论他怎么快，沙子龙是没对手的。准知道孙老头要吃亏，他心中痛快了些，放慢了些脚步。

　　“孙大叔贵处?”

　　“河间的，小地方。”孙老者也和气了些：“真的，你那两手就不坏!”

　　王三胜头上的汗又回来了，没言语。

　　“月棍年刀一辈子枪，不容易见功夫!”

　　到了客栈，他心中直跳，惟恐沙老师不在家，他急于报仇。他知道老师不爱管这种事，师弟们已碰过不少回钉子，可是他相信这回必定行，他是大伙计，不比那些毛孩子；再说，人家在庙会上点名叫阵，沙老师还能丢这个脸吗?

　　“三胜，”沙子龙正在床上看着本《封神榜》，“有事吗?”

　　三胜的脸又紫了，嘴唇动着，说不出话来。

　　沙子龙坐起来，“怎么了，三胜?”

　　“栽了跟头!”

　　只打了个不甚长的哈欠，沙老师没别的表示。

　　王三胜心中不平，但是不敢发作；他得激动老师： “姓孙的一个老头儿，门外等着老师呢；把我的枪，枪，打掉了两次!”他知道“枪”字在老师心中有多大分量。没等吩咐，他慌忙跑出去。

　　客人进来，沙子龙在外间屋等着呢。彼此拱手坐下，他叫三胜去泡茶。三胜希望两个老人立刻交了手，可是不能不沏茶去。孙老者没话讲，用深藏着的眼睛打量沙子龙。

　　沙子龙很客气：“要是三胜得罪了你，不用理他，年纪还轻。”

　　孙老者有些失望，可也看出沙子龙的精明。他不知怎样好了，不能拿一个人的精明断定他的武艺。“我来领教领教枪法!”他不由地说出来。

　　沙子龙没接碴儿。王三胜提着茶壶走进来——急于看二人动手，他没管水开了没有，就沏在壶中。

　　“三胜，”沙子龙拿起个茶碗来，“去找小顺们去，天汇见，陪孙老者吃饭。”

　　“什么!”，王三胜的眼珠几乎掉出来。看了看沙老师的脸，他敢怒而不敢言地说了声：“是啦!”走出去，噘着大嘴。

　　“教徒弟不易!”孙老者说。

　　“我没收过徒弟。走吧，这个水不开!茶馆去喝，喝饿了就吃。”沙予龙从桌子上拿起缎子褡裢，一头装着鼻烟壶，一头装着点钱，挂在腰带上。

　　“不，我还不饿!”孙老者很坚决，两个“不”字把小辫从肩上抡到后边去。

　　“说会子话儿。”

　　“我来为领教领教枪法。”

　　“功夫早搁下了，”沙子龙指着身上，“已经放了肉!”

　　“这么办也行，”孙老者深深地看了沙老师一眼：“不比武，教给我那趟五虎断魂枪。”

　　“五虎断魂枪?”沙子龙笑了：“早忘干净了!早忘干净了!告诉你，在我这儿住几天，咱们各处逛逛，临走，多少送点盘缠。”

　　“我不逛，也用不着钱，我来学艺!”孙老者立起来，“我练趟给你看看，看够得上学艺不够!”一屈腰已到了院中，把楼鸽都吓飞起去。拉开架子，他打了趟查拳：腿快，手飘洒，一个飞脚起去，小辫儿飘在空中，像从天上落下来一个风筝；快之中，每个架子都摆得稳、准，利落；来回六趟，把院子满都打到。走得圆，接得紧，身子在一处，而精神贯串到四面八方。抱拳收势，身儿缩紧，好似满院乱飞的燕子忽然归了巢。

　　“好!好!”沙子龙在台阶上点着头喊。

　　“教给我那趟枪!”孙老者抱了抱拳。

　　沙子龙下了台阶，也抱着拳：“孙老者，说真的吧；那条枪和那套枪都跟我入棺材，一齐入棺材!”

　　“不传?”

　　“不传!”

　　孙老者的胡子嘴动了半天，没说出什么来。到屋里抄起蓝布大衫，拉拉着腿：“打搅了，再会!”

　　“吃过饭走!”沙子龙说。

　　孙老者没言语。

　　沙子龙把客人送到小门，然后回到屋中，对着墙角立着的大枪点了点头。

　　他独自上了天汇，怕是王三胜们在那里等着。他们都没有去。

　　王三胜和小顺们都不敢再到土地庙去卖艺，大家谁也不再为沙子龙吹腾；反之，他们说沙子龙栽了跟头，不敢和个老头儿动手；那个老头子一脚能踢死个牛。不要说王三胜输给他，沙子龙也不是他的对手。不过呢，王三胜到底和老头子见了个高低，而沙子龙连句话也没敢说。“神枪沙子龙”慢慢似乎被人们忘了。
　　
夜静人稀，沙子龙关好了小门，一气把六十四枪刺下来，而后，拄着枪，望着天上的群星，想起当年在野店荒林的威风。叹一口气，用手指慢慢摸着凉滑的枪身，又微微一笑：“不传!不传!”